В июле 2000-го года, я находился в ущелье Адырсу, в смене альплагеря Уллу-Тау. Лето стояло жаркое, дни были ясными с утра и до вечера. Наша разношёрстная и пестрая смена состояла из небольшой группы англичан, группы эстонцев, группы россиян и ещё представителей нескольких стран по два-три человека. В общем говор по вечерам в лагере стоял пестрый.
Днём мы ходили по окрестностям, кто куда. Эстонцы были самые тренированные и они уходили особняком куда то очень высоко. Спали они тоже особняком, в своих палатках, которые поставили в ближайшем лесу у главного корпуса. Но питались вместе со всеми в столовой. А ещё очень любили сауну. Там на территории лагеря есть хорошая большая сауна из деревянного сруба. Топят ее по запросу, так как за отдельную плату. Эстонцы заказывали ее каждый вечер, чем без сомнения радовали всех остальных обитателей лагеря и вносили немало разнообразия в наш быт. А все из за того, что никогда не закрывали дверь. Там сначала вход в большой такой прямоугольный предбанник, а из него уже выход в маленькую парилку. Так вот они всей своей разнополой группой заходили в предбанник, раздевались и ходили там, ожидая очереди в парилку. А дверь не закрывали, чтобы им не было жарко. Ну мы всей пестрой аудиторией очень скоро выучили наизусть строение тел всех эстонских девушек.
Все обитатели бызы объяснялись друг с другом на этаком англо-русском языке, весьма бедном, оттого сопровождаемом активной жестикуляцией. Но друг друга понимали. Все туристы знали хоть по нескольку базовых слов на русском, все кроме эстонцев. Те не понимали по русски ни слова. Но до поры, до времени, как оказалось. Позже события стали развиваться стремительно и о языковом вопросе я ещё немного напишу. Тихие уютные вечера мы проводили в общих номерах или на площадке у главного корпуса. В те времена по всему миру гремела песня Freestyler исполнителя Bomfunk MC’s. Наверняка вы сейчас сразу же вспомните этот набивший зубную оскомину мотив. Она звучала изо всех утюгов и на нашей альпинистской базе. И россияне пытались танцевать брейк. Иностранцы в этих развлечениях не участвовали, но относились положительно, приходили посмотреть. Так проходила наша смена, пока, примерно через неделю, не испортилась погода. Испортилась сильно и в один из таких вечеров мы услышали дальний грохот. А очень скоро узнали, что сходят сели.Погода портилась все больше и больше, сели сходили каждую ночь. Дорогу вниз смыло и мы уже не могли спуститься из ущелья. Днём никто никуда не ходил, все кучковались на базе, ожидая новостей. Но сообщение с миром было разорвано и главное оборвало связь. Директор базы как-то собрал нас всех на площадке и сказал, что он должен любой ценой выйти на связь и сообщить об обстановке на базе, принять необходимые меры. Он показал на старенький ГАЗ 66, служебный вездеход альплагеря, сказал, что будет пробовать выбраться. Желающие, могут садится в кузов, если мы сможем выбраться до Тырныауза, то оттуда уже можно будет уехать домой. Шансы примерно 50/50. Но такие же точно шансы и у тех, кто останется в лагере. В общем я был из тех, кто сел в "шишигу".
Мы ехали по горам, по лесу, по рекам. Я вообще мало что мог видеть из под тента в кузове, но видел достаточно, чтобы понять масштабы разрушения дороги. По пути мы дважды встречали разрозненные группы эстонцев. Они ушли раньше пешком, в надежде выбраться отсюда. Мы подбирали их, уже прекрасно говорящих по русски, уплотняя пространство в кузове и ехали дальше. Забегая вперёд, скажу сразу, что из тех, кто остался ждать в лагере, никто не пострадал. Мы тоже благополучно добрались до Тырныауза. Или вернее до того, что осталось от города Тырныауз.
Это был самый высокогорный город России, город горняков, построенный для разработки карьера вольфрамо-молибденовой руды. Ещё неделю назад я проехал уютный, теплый и солнечный Тырныауз. И вдоль дороги, в огороженных желто-зеленым заборчиком клумбах, как всегда, цвело много календулы. Из центра города на карьер Мукуланский поднимались вагончики канатной дороги. Здесь все, в этом городе, ехали на работу на канатной дороге. Типичные советские пяти и девятиэтажки выглядели потрясающе среди окружающих скал и видов на вечные снега. Яркие мозаики, украшающие фасады домов добавляли антуража. Тихий и уютный городок, посреди возвышающихся скал, наделенный собственной неповторимой атмосферой. И потому картина, открывшаяся мне сверху, когда я высунулся из под тента, навсегда отпечаталась в памяти. Город был наполовину затоплен. Сошедший по ущелью Герхожан, гигантский сель завалил русло реки Баксан. Река вздулась, затопив дома по вторые этажи. Некоторые дома были повреждены падавшими валунами. Нам пришлось объехать город техническими дорогами, ведущими на карьер Мукуланский. А по огромному озеру, из которого торчали дома, плавали лодки спасателей. Помню, весь доступный транспорт работал бесплатно. Все, кто мог, наполняли людьми свои автобусы, минивены и легковые и везли на равнину. Так уехали в Нальчик и мы, директор посадил нас в маршрутки, помахал на прощание рукой и побежал вывозить остальных. Так прекратил свое существование горно-обогатительный комбинат на карьере Мукуланском и город Тырныауз на долгие-долгие годы погрузился в депрессию. Остался город с людьми, многие из которых потеряли жилье, но без места работы и без каких либо доходов. Как выживал Тырныауз в эти годы забвения, чем жили местные люди, оставшиеся и не имеющие возможности уехать - долгая и страшная история. Расскажу ее как-нибудь в другой раз.
